Еще одна история, связанная с истуканом. Но на этот раз речь идет не о сне, посланном Навуходоносору, а о мечте, которую он лелеял. Из сновидения об истукане царь понял, что его удел ограничивается лишь головой, так как только она была из золота. И Навуходоносор решил повлиять на ход истории путем магических действий. Он приказал изготовить истукан, который видел во сне (для его обозначения употреблено то же самое слово «целем» — 3:1; ср. 2:31). Истукан должен был быть таким же огромным, но сделанным полностью из золота.

Царь не хотел согласиться с пророчеством, он желал видеть свое царство простирающимся до ног, то есть до самого конца мировой истории.

Однако и этого ему было недостаточно. Используя прием многократного эха, автор Книги показывает нам, что Навуходоносор хотел видеть своими не только все царства истукана, но он хотел обладать и царством, подобным тому, которое воздвигнет Бог и которое представлено во второй главе камнем. Навуходоносор желал вечного царства[59]. Весьма знаменателен тот факт, что в арамейском тексте слово «хеким» («воздвигнет» — 2:44), которое использовано для описания установления Царства Божьего, становится в третьей главе ключевым словом, звучащим подобно припеву: оно встречается восемь раз (3:1, 2, 3, 5, 7, 12, 14, 18 — «поставил», «воздвиг») и используется для сообщения об установлении истукана. Царство Навуходоносора желает заменить собой Царство Бога.

1. Притязания Вавилона

Эти действия вавилонского царя напоминают попытку узурпации власти жителями древней земли Сеннаар. Эти два события сближает тот факт, что в начале описания каждого из них мы встречаем одно и то же слово «биках» (Быт. 11:1 — «равнина», Дан. 3:1 — «поле»). В обоих случаях события разворачиваются на равнине. И башня, и истукан воздвигаются на равнине, которая простирается в этом районе на сотни километров[60]. В обоих случаях необходимо было значительное пространство, где могло бы разместиться большое количество людей, собравшихся для совместного поклонения.

Весьма вероятно, что оба события происходили даже на одном и том же месте. Во всяком случае, они происходили в одном географическом районе — в Вавилоне. Если считать, что расплывчатое выражение «земля Сеннаар» (Быт. 11:2) в широком смысле соответствует «области Вавилонской», то можно заключить, что оно применимо и к полю Деир, также находящемся в «области Вавилонской» (Дан. 3:1). Это одна и та же местность. Проведенные в этом районе археологические раскопки подтвердили рассказ Даниила, поскольку в ходе их было обнаружено место, в арабском названии которого еще можно различить древнее название, — Толул Дура (Холм Дура). Это место находится в пяти километрах к югу от древнего Вавилона возле реки Дура, впадающей в Евфрат. Во время раскопок был даже обнаружен цоколь высотой в 6 метров, площадь поверхности которого была 14 квадратных метров. Он вполне мог служить пьедесталом истукана.

Церемония, на которую Навуходоносор созывает всех своих чиновников, по существу представляет собой, подобно событиям, произошедшим здесь в древности, религиозный обряд — освящение («ханука», 3:2). Это слово употребляется в Библии по отношению к жертвеннику и к храму (Чис. 7:10, 84, 88; 2 Пар. 7:9; Пс. 29:1 и др.). Намерения Навуходоносора совершенно ясны: поклонение Богу заменить поклонением собственной личности. Не удивительно, что собравшихся ожидает участие в обряде поклонения. Тот же самый глагол («сгд») использован для описания того, как Навуходоносор выражал свое поклонение Богу (2:46 — «пал на лице свое и поклонился»), и для описания поклонения истукану (3:5 —«падите и поклонитесь»). Навуходоносор занял место Бога. Эта узурпация Божьей власти осуществляется с таким же духом гордости, с каким трудились строители вавилонской башни, стремясь присвоить власть и славу, принадлежащие Богу.

Сходство между этими двумя попытками бросается в глаза. Строители башни — люди со «всей земли» (Быт. 11:1) — собрались на равнине, чтобы объединиться в одном священном деле. Навуходоносор собирает — и тоже на равнине — не только своих чиновников, но и представителей всех «народов, племен и языков» (Дан. 3:4), чтобы и их объединить в одном священном деле. И Навуходоносор, и строители вавилонской башни стремились объединить всех людей в исповедании одной религии, имеющей человеческое происхождение.

Также и металл, из которого отлили истукана, подчеркивает идею, желаемого единства: статуя сделана полностью из золота. Если в сновидении истукан состоял из нескольких металлов, символизировавших различные царства, то Навуходоносор отливает статую из одного металла — золота, которое символизирует его самого. Он не только отвергает идею преемственности царств в желании быть единственным правителем до самого конца, но он отвергает и идею различия, устанавливая единообразие.

Высота истукана — 60 локтей. Число 60 в данном случае обусловлено культурным контекстом. Шумеро-аккадская система счета была шестидесятеричной в отличие от египетской, которой мы пользуемся и сегодня. Интересно заметить, что эта шестидесятеричная система дожила до наших дней в единицах времени (шестьдесят минут, шестьдесят секунд), в делении круга на градусы, в понятии дюжины и т. д. Использование пророком Иезекиилем (40:5) мерной трости длиной в шесть локтей (три метра) отражает степень вавилонского влияния. Указание, что высота составляет 60 локтей (30 метров), сразу же говорит в пользу исторической достоверности данного факта. Кроме того, пропорции (60 локтей на 6 локтей или 30 м на 3 м) говорят о том, что это скорее была не статуя, а обелиск, наподобие тех многочисленных памятников древности, которые Плиний Старший сравнивал с башнями[61]. Во всяком случае, необычная высота сооружения была показателем непомерной гордости и должна была производить сильное впечатление на зрителя. Выбор числа шестьдесят свидетельствует еще и о другом: в вавилонской числовой символике число шестьдесят передавало идею единства. Принимая решение сделать истукан высотой в 60 локтей, Навуходоносор хотел выразить свое стремление к единству: единое государство, единая религия. Это стремление царя получило объяснение, когда недавно была прочитана клинописная табличка, датированная одиннадцатым годом правления Навуходоносора (595-594 гг. до Р. Хр.)[62]. В ней говорится о восстании, которое разразилось в то время и создало угрозу единству государства.

На фоне этого кризиса царь принимает решение сделать статую, которая символизировала бы единство[63], с помощью которой он мог бы удостовериться в преданности своих подданных. Известно, какую нетерпимость и какие преследования порождает подобная политика. Начиная с Людовика XIV и кончая аятоллами, а особенно на примере Гитлера и Сталина, мы не раз видели, что когда идеалом становится достижение единства, то всякое отличие становится подозрительным, считается опасным и даже подлежащим уничтожению. Насилие является естественным следствием нетерпимости. Вот почему призыв к поклонению сопровождается угрозой: «А кто не падет и не поклонится, тотчас брошен будет в печь, раскаленную огнем» (3;б).

Религия, которую царь старался возвысить, не была для его подданных ни результатом обдуманного выбора, ни выражением веры или духовных опытов. Поклонение происходит, потому что к нему принуждают. Люди становятся на колени, но сердца их безучастны. Это — религия чиновников, религия баранов или автоматов. Именно такого рода люди собраны на поле Деир.

Это, прежде всего, чиновники от самого низкого ранга и до самого высокого. Они все присутствуют здесь. Их должности перечисляются в иерархическом порядке (3:3). Их поклонение принимает характер бюрократической формальности, а их присутствие обусловлено занимаемыми должностями. Они стремятся продемонстрировать свое усердие, поскольку именно от религии зависит их социальное положение и продвижение по службе.

За чиновниками стоит толпа народа. Эта категория людей многочисленна. Об этом нам постоянно напоминает история Панурга. Бараны собираются вместе, и все похожи друг на друга; так проще, так легко и удобно.

Все эти люди не знают, как надо поклоняться. Им необходим образец, общий сигнал, как во всех тоталитарных обществах. Выстроенные в определенном порядке, они «стали пред истуканом» (3.'3), готовые, как автоматы, поднять руку или кулак по приказу начальника. Точное повторение длинного списка чиновников и музыкальных инструментов и даже совпадение формулировки приказания и сообщения о его выполнении являются весьма красноречивыми.

«И послал царь Навуходоносор собрать сатрапов, наместников, воевод, верховных судей, казнохранителей, законоведцев, блюстителей суда и всех областных правителей, чтоб они пришли на торжественное открытие истукана, который поставил царь Навуходоносор» (3:2).

«И собрались сатрапы, наместники, военачальники, верховные судьи, казнохранители, законоведцы, блюстители суда и все областные правители на открытие истукана, который Навуходоносор царь поставил, и стали пред истуканом, который воздвиг Навуходоносор» (3:3).

«В то время, как услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии, и всяких музыкальных орудий, падите и поклонитесь золотому истукану, который поставил царь Навуходоносор» (3:5).

«Посему, когда все народы услышали звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и всякого рода музыкальных орудий, то пали все народы, племена и языки, и поклонились золотому истукану, который поставил Навуходоносор царь» (Дан. 3:7).

Каждый абзац довольно длинен. Но это сделано намеренно для достижения сатирического эффекта, для того, чтобы показать механический характер этого поклонения, напоминающего работу машины. Музыка имеет здесь весьма важное значение. Оркестр составлен из множества разнообразных инструментов. Упоминание трех духовых и трех струнных инструментов говорит о безупречной подготовке церемонии. Все хорошо продумано и организовано. Недостаток содержания восполняется великолепием формы. Усиленная забота об организации часто выдает стремление, осознанное или неосознанное, компенсировать внутреннюю пустоту внешней красотой. Бюрократы, находящиеся у власти, в большей степени заняты организационными и формальными процедурами там, где мышление и вера отсутствуют. Формализм вавилонской религии должен был компенсировать ее духовную пустоту. Поэтому музыка приобретает столь важное значение. Чувства, вызываемые звучанием всех этих инструментов, создают, по крайней мере, иллюзию религиозных переживаний.

Древние были знакомы с таким свойством музыки и умели использовать его, чтобы производить впечатление на верующих или чтобы возбуждать прорицателей с целью искусственно вызвать у них ощущение общения с потусторонним миром. Поэтому не случайно музыка использовалась наряду с употреблением снадобий и нанесением себе ран с целью привести себя в состояние экстаза, который воспринимался как признак единения с богом. Все это происходило главным образом на уровне эмоций и нервной системы. В результате успех достигался легко, быстро и не вызывал сомнений. Даже и сегодня — и, может быть, еще более сильно, чем когда-либо, благодаря эффективности наших средств массовой информации — мы можем ощущать силу такого воздействия. Многочисленные толпы собираются вокруг музыкантов и певцов, которые стали самыми великими соблазнителями и манипуляторами нашего времени. На мгновение человек забывается и перестает мыслить, зачарованный музыкой. Слова и весть, адресованные для убеждения к разуму, становятся ненужными. Это явление захватило даже церкви. В противовес рассудочному холоду традиционного служения некоторые культы стали использовать оркестры, состоящие из самых разнообразных инструментов, под звуки которых верующие приходят в возбуждение, издают крики и иногда доходят до исступления. Мышление исчезает, остаются лишь эмоции. Однако нам следует быть здесь осторожными и не выносить приговор в последней инстанции.

Этот эпизод из Книги Даниила предостерегает и против другой крайности, которая заключается в том, что религия становится для человека лишь непродолжительным воодушевлением. Чувства являются обязательной частью религиозного опыта, но чтобы быть истинными и глубокими, они должны обязательно сочетаться с мышлением и интеллектом. Человек должен быть вовлечен в поклонение во всей своей многогранности. В противном случае в один прекрасный день он может оказаться в толпе, готовой поклониться любому идолу. Точно так и на поле Деир вавилонские прорицатели не утруждали себя ни проповедью, ни доказательствами. Музыки было вполне достаточно, чтобы начать обряд. Это — религия одного мгновения. Идея настоящего времени подчеркивается неоднократно.

«В то время как услышите... падите и поклонитесь» (3:5). Под влиянием чувств, вызванных музыкой, и влекомый примером толпы человек падает на колени, не думая о том, что будет завтра. Такое действие напоминает рефлекс.

Рядом горит и огонь: немедленное наказание ожидает тех, кто проявит непослушание. Обычай бросать в огонь непокорных был довольно древним и весьма распространенным на Среднем Востоке. Он существовал в Ларсе, на юге Вавилона, с XVII века до Р. Хр. и был предусмотрен в качестве наказания кодексом Хаммурапи (25 и 110). Всего за несколько лет до описываемых событий два лжепророка — Седекия и Ахав — точно таким же образом были «изжарены» по приказу Навуходоносора. Эта смерть в огне настолько поразила евреев, что упоминание о ней стало использоваться как форма проклятья (Иер. 29:21, 22).

Печи в той местности представляли собой неотъемлемую часть пейзажа: они использовались для изготовления кирпичей. При археологических раскопках было найдено много таких печей в окрестностях Вавилона. Впрочем, строительство вавилонской башни тоже косвенно было связано с огнем (Быт. 11:3). Вероятно, печь находилась у самого подножия истукана. Согласно Диодеру Сицилийскому, карфагеняне, например, воздвигли бронзовую статую своего бога прямо на печи, вырытой в земле, и бросали в эту печь живых детей. Во всяком случае, печь была непосредственно перед глазами людей, собранных для поклонения истукану. И люди знали, какой силы огонь можно было разжечь в печи в этом районе с сухим, континентальным климатом. Для людей было очевидно, что наказание будет немедленным. Здесь снова подчеркивается идея настоящего времени: «А кто не падет и не поклонится, тотчас брошен будет в печь» (3:6). Под страхом немедленной гибели в огне люди думали лишь о настоящем моменте и повиновались, следуя инстинкту самосохранения.

Нетерпимая и жестокая, тоталитарная и механическая, вавилонская религия — это прежде всего религия настоящего момента. Во всяком случае, она была такой, какая требовалась Навуходоносору, — эффективной религией, поскольку обеспечивала всеобщую покорность. Система хорошо сработала: все выразили свою покорность. Все, за исключением некоторых.

2. Обвинения халдеев

Снова, как и в первой главе, евреи отличаются своим неповиновением. В тексте не уточняется, где они находятся и каким образом они оказывают сопротивление. Или они остались у себя дома, и их нет на поле Деир, или же они присутствуют, но окружающие заметили, что в отличие от всех остальных они не становятся на колени. Только они во всей толпе продолжают стоять. И в этой главе говорится только об этих трех евреях. Ничего не сказано о Данииле и прочих евреях. Вероятно, количество противящихся не ограничивается этими тремя юношами. Это можно предположить на основе общего выражения «иудеи», употребленного в тексте (3:8, 12). Но внимание халдеев обращено на этих трех молодых людей именно потому, что им доверено управление Вавилонским государством. А это возмущает халдеев — коренных жителей страны. За их религиозным и административным усердием скрывается низменная зависть. Их псевдорелигиозное рвение обусловлено отнюдь не заботой об искреннем почитании своего бога. И когда они доносят на иудеев, ими движет личное тщеславие. Это можно заключить из трех аргументов, которые касаются не столько бога, сколько царя. «Эти мужи не повинуются повелению твоему, царь, богам твоим не служат, и золотому истукану, который ты поставил, не поклоняются» (3:12). Их поступок продиктован скорее политическими стремлениями, чем религиозными. Они заботятся не о должном поклонении истукану, а о том, чтобы устранить евреев и занять их должности.

Арамейское выражение, используемое ими для обвинения, весьма красноречиво. Дословно оно означает: «поедать куски иудеев» (3:8). Клевету можно сравнить с людоедством. Донося начальнику на своего коллегу, человек, в сущности, желает поставить под угрозу его положение, источник заработка и даже саму жизнь. По сути дела, он его пожирает. За усердием доносчика вырисовывается пагубная страсть, имеющая своей целью не более и не менее как смерть соперника и плетущая интригу для достижения этой цели. Именно такой урок мы извлекаем из чтения данного отрывка.

Что касается Даниила, то он был одним из правителей, сатрапом и занимал значительно более высокое положение в иерархии, чем доносчики, и, следовательно, был для них недосягаем. Столь высокое положение избавляло его от подобной присяги в верности. Заговор же был делом лишь «некоторых из халдеев» (3:8). Сатрапы в нем не участвовали. Кроме того, возможно, что в данный момент Даниил в связи со своими служебными обязанностями находился далеко от этого места. В конце второй главы говорится, что «Даниил остался при дворе царя» (2:49). Сообщая о высоком государственном положении, это выражение, согласно иудейской традиции, означает и то, что Даниил находился в другом месте в момент поклонения истукану. Эту фразу мы можем встретить и в Талмуде (Херубин 72а), где она имеет идиоматический смысл, заключающийся в том, что раб находится далеко от своего господина. Даниил избежал обвинений не только вследствие своего высокого положения, но и потому, что находился далеко от места событий.

Об остальных евреях халдеи предпочли ничего не говорить. Если бы обвинение было выдвинуто против слишком большого числа людей, то не исключено, что царь отступил бы от своего намерения карать. Лучшей тактикой для достижения цели было проявление умеренности. Поэтому халдеи ограничились этими тремя евреями, которые были их непосредственными коллегами и устранение которых было в их интересах. Ограничившись лишь этими тремя иудеями, халдеи стремились гарантировать себе успех в своем деле.

3. В огне

Однако царь проявляет колебание: он не приказывает сразу же казнить виновных. Он знает этих троих евреев, которые уже долго ему служат, и хочет дать им возможность оправдаться и изменить свое поведение. Он призывает их к себе и задает вопрос, который свидетельствует о его добром расположении к ним: «С умыслом ли?» (3:14). Другими словами: «Сделали ли вы это нарочно?» Может быть, они не поняли сути царского повеления и серьезности положения, в котором оказались. Царь повторяет слово в слово приказ о поклонении (3:15}. За этим следует конфликт, в котором два непримиримых типа религиозного мышления противостоят друг другу.

Религия Навуходоносора, как и религия халдеев, — это религия настоящего момента: «Если вы готовы, как скоро услышите... падите и поклонитесь... если же не поклонитесь, то в тот же час брошены будете в печь» (3:15). Для царя существует только настоящее. Будущее он не принимает во внимание. «Какой Бог избавит вас от руки моей?» (3:15). Религия евреев, напротив, устремлена в будущее. «Бог наш, Которому мы служим... от руки твоей, царь, избавит» (3:17). Евреи идут дальше. На «если же не» (3:15), за которым следует угроза мгновенной гибели, они отвечают своим «если же и не» (3:18), заявляя о своей верности Богу и имея в виду не только ближайшее будущее. В обоих случаях употреблено арамейское выражение «хемла» («если не»), поэтому тем более ярким является контраст между двумя типами религии. Царское «если же не» подчеркивает механический и законнический характер религии: «если же не поклонитесь... то... брошены будете» (3:15), в то время как «если же и не» евреев подчеркивает милость и свободу, свойственную их религии: «если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы... не поклонимся» (3:18). Такое поведение выходит за пределы понимания царя, который вдруг осознает, что евреи выходят из-под его власти. На довод, касающийся настоящего, они отвечают надеждой на будущее. На довод, предупреждающий об опасности, они отвечают бескорыстным служением.

В этом и заключается разница между идолопоклонством и религией Израиля. Идолопоклонство — это религия, которая создается внизу, на уровне человека и по его образу, это религия безжизненного идола-предмета, с которым можно обращаться как с инструментом, автоматически обеспечивающим благословение или проклятие. Религия же Израиля — это откровение свыше, религия живого Бога, с Которым человек поддерживает отношения, основанные на любви и на личном общении. Вот почему, даже если Бог не спасает, даже если Он не благословляет, иудей все равно остается ему верным и продолжает поклоняться ему, несмотря ни на что.

Навуходоносор дает им возможность оправдаться, он приводит доводы, угрожает. Все бесполезно. Евреи отказываются отвечать (3:16). Арамейское слово, переведенное как «отвечать», означает также «оправдываться». Евреи противопоставляют агрессивности царя позицию ненасильственного сопротивления. Вавилонской религии, ориентированной на настоящее и, следовательно, законнической, формальной и насильственной, евреи противопоставляют религию, устремленную в будущее и, следовательно, свободную, бескорыстную и ненасильственную.

Неожиданно Навуходоносор теряет контроль над собой. В тексте сказано: «вид лица его изменился» {3:19). Ярость и жестокость — такова реакция царя на спокойную уверенность евреев. Он приказывает «разжечь печь в семь раз сильнее» (3:19}. Это идиоматическое выражение указывает, что огонь должен достичь максимальной силы (ср. Притч. 24:16; 26:16), как будто раньше огня было недостаточно, чтобы сжечь людей. Евреев бросают тотчас же, в той одежде, в какой они были, не дав им времени переодеться и психологически подготовиться к этой казни.

Эта поспешность, которая даже стоила жизни исполнителям приговора (3:22), показывает, что царь уже совершенно не отдавал себе отчета в своих действиях, а также говорит о его смятении и отчаянии. Что-то от него ускользает, и вот уже Навуходоносор испытывает страх. Как будто он предчувствовал, что будет чудо, и боялся его. Затем он первым заметил невероятное и первым на это прореагировал. Едва закончились слова о том, что «три мужа... упали в раскаленную огнем печь связанные» (3:23), как Навуходоносор уже видит «четырех мужей несвязанных, ходящих среди огня» (3.'25). Евреи-не только освобождены от веревок и живы («и нет им вреда» —3:25), но они там свободно ходят. С юмором рассказывается о том, как евреи спокойно гуляют в печи; и чиновники с ужасом наблюдают за этим чудом, которое сотворил Бог, иронизирующий над могуществом людей.

Помимо троих иудеев, в печи появляется еще одно действующее лицо. Навуходоносор начинает подозревать, что чудо связано с присутствием этого странного незнакомца. Заинтригованный, царь сосредотачивает на нем внимание и поражается его видом: «И вид четвертого подобен Сыну Божию» (3:25). Навуходоносор приходит к выводу, что это не иначе как Божество. Об этом говорит его выражение «Сын Божий». В семитских языках слово «сын», употребленное вместе с каким-либо другим словом, образует идиоматический оборот, характеризующий природу данного существа. Например, «сын человеческий» означает человеческую природу (Иер. 49:18). В Септуагинте это выражение переведено как «ангел Божий», и в нашем тексте мы его встречаем в 3:28. В еврейской Библии ангел Божий выступает как полномочный представитель Бога и даже уподобляется самому Богу (см. Быт. 16:10-13; 21:17; 22:15, 16; Ос. 12:4; ср. Быт. 32:28 и др.). Видя такое чудо, Навуходоносор больше не сомневается. Он зовет к себе троих евреев. Делая это, он признает свое поражение. Он полагает, что если они находятся там невредимыми, то могут и выйти самостоятельно. Униженный, царь понимает, что имеет дело с необычным Богом. Навуходоносор не может не вспомнить свое сновидение: это тот же самый Бог. Выражение, которое он теперь произносит: «Бог Всевышний» (3:26), напоминает его прежнее исповедание: «Бог богов» (2:47).

Тогда чудо произошло тоже не как результат силы и умения людей, но было совершено Богом. Магия не имеет никакого отношения к этим событиям. Необходимо было еще одно (четвертое) действующее лицо, чтобы чудо стало возможным. Спасение пришло извне, а не от них самих. Таков первый урок этого Божьего присутствия: человек, каким бы праведным он ни был, не может спасти себя сам. Спасение человека требует Божьего вмешательства. Бог не пребывает равнодушно на небесах, но сходит на землю, поскольку Он — любящий Бог. Чтобы спасти от огня, Он должен сам пройти сквозь огонь. Любящий Бог становится другом погибающего человека и ходит вместе с ним (3:25). Но на этом дело его не заканчивается. Бог спасает. Трое евреев выходят из раскаленной печи (3:26).

Тут же вокруг них собирается толпа. Все хотят потрогать их руками, все хотят получить доказательства. «Усмотрели, что над телами мужей сих огонь не имел силы, и волосы на голове не опалены, и одежды их не изменились, и даже запаха огня не было от них» (3:27). Они целы и невредимы. Бог евреев сошел сюда не только для того, чтобы ободрить их и уверить в Своей любви. Он пришел также для того, чтобы спасти их из огня.

Библейский Бог — это прежде всего Бог, Который спасает, а не Бог, дающий мистические, эмоциональные или даже интеллектуальные опыты. Религия евреев не ограничивается лишь впечатлениями и мнениями. Все, от сатрапов до советников царя, поняли, что Бог евреев — это не только Бог, Который спускается с небес и помогает человеку, но это еще и Бог, имеющий власть над смертью. На троих евреев смотрят, как на воскресших, как на переживших настоящую смерть. Этим чудом Бог свидетельствует о Себе как о Боге-Творце. Пророк Исаия пишет:

«Ныне же так говорит Господь, сотворивший тебя, Иаков, и устроивший тебя, Израиль... пойдешь ли чрез огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя» (Ис. 43:1,2).

Только Создатель может спасать из огня, только Создатель может превратить смерть в жизнь. Евреи и сами не могут опомниться. Они не говорят ни слова. Они тоже удивлены. В то же время их молчание является как бы эхом их последних слов, сказанных царю: «Нет нужды нам отвечать тебе на это» (3:16). Их единственный ответ, конкретный, ощутимый, наглядный — перед царем. У них нет необходимости говорить. Сам факт, что они стоят здесь, свидетельствует об их Боге и об их вере; и это — самый лучший аргумент. Можно было бы ожидать от евреев длинной тирады по такому случаю. Кажется, наступил самый подходящий момент, чтобы произнести против Навуходоносора и халдеев такое обличение, какого они заслуживают. Но этого не происходит. Трое еврейских юношей молчат.

Это — хороший урок для излишне усердных любителей убеждать, всегда готовых говорить, проповедовать и хвалиться тем, что Бог сделал для них! Данный пример напоминает нам, что молчаливое присутствие иногда говорит более убедительно, чем самые красивые речи. Настоящие опыты не нуждаются в словах. Евреи на самом деле спасены, и им не нужно ничего говорить — достаточно одного их присутствия.

Когда затрагивается самое главное, когда речь идет об истине и спасении, многословие не внушает доверия. Напыщенность и обилие слов часто маскируют внутреннюю пустоту и осознанное или неосознанное чувство собственной лжи. Это выдает человека, желающего скрыть свою мучительную пустоту и желающего убедить в истине, которую он сам плохо понимает. Отсутствие истинного внутреннего содержания делает его мастером слова. Он упражняется в красноречии и наслаждается собственным говорением, потому что ему нечего сказать.

4. Реванш

Евреи молчат. За них говорят другие. И это делает свидетельство еще более сильным.

Похвала царя служит ответом на обвинения, выдвинутые халдеями против иудеев. Царь, издавший ранее повеление поклоняться истукану (3:10, 12), теперь издает новое повеление, запрещающее хулить еврейского Бога (3:29).

Снова царь не решается обратиться прямо к Богу. Встретившись лицом к лицу с Богом, он ведет себя так, как будто этой встречи и не было. Он видел четырех человек, и его внимание было особенно привлечено именно к четвертому (3:25). Теперь же он называет только троих, не упоминая о четвертом. Конечно, он начинает свою речь словами, которыми обычно начинается молитва: «Благословен Бог...» (3.'28)[64]. Но в действительности он остается сторонним наблюдателем.

Его теология является верной. Навуходоносор говорит о Боге как о едином Боге, как о Боге, Который спасает. Но для него Бог существует и действует только по отношению к евреям. Он не считает Его своим Богом. Бог евреев не является для него Богом в полном смысле слова. Эта ограниченность религиозного мышления Навуходоносора заметна в его речи: «Бог Седраха, Мисаха и Авденаго... избавил рабов Своих», потому что они «надеялись на Него» и подвергли риску свою жизнь, но не стали «поклоняться иному богу, кроме Бога своего» (3:28). Для Навуходоносора религия Израиля по-прежнему остается этническим явлением. Поведение евреев расценено как героический поступок, в котором они проявили верность скорее своим народным традициям, чем Богу-Вседержителю-, единственному истинному Богу. Навуходоносор признает могущество этого Бога, он даже признает Его могущественнее всех остальных богов: «Нет иного Бога, который мог бы так спасать» (3:29). Однако царь не вверяет себя Ему. Дело не доходит до обращения и перемены религии.

Можно находиться какое-то время под впечатлением и даже быть потрясенным чудом и силой доказательства; можно даже признать существование чего-то высшего, единого и неповторимого — и в то же время прочно держаться за свои привычные взгляды и утверждать: «каждому своя религия». Причина такой непоследовательности проста: религия перенесена в социологическое измерение со всеми его ценностями и традициями. Так возникает стремление «оставаться дома», избегая трудностей, неприятностей и даже приключений. Нужно большое мужество, чтобы извлекать уроки истины и применять их в конкретных ситуациях своей жизни. К примеру, человек знает, что у него есть вредная привычка, связанная с едой или питьем, с образом действия или мышления, и в то же время он не спешит избавиться от нее. Человек так устроен. Легче продолжать действовать неверно, даже зная об ошибочности своих действий, чем сделать решительный поворот, проявить последовательность и жить в соответствии с истиной. И чем сильнее человек привязан к обществу, в котором живет, тем труднее ему сделать решительный шаг. Для царей, священников, политических деятелей, богачей, для всех, кто добился успеха, для всех, кто уютно чувствует себя в своем обществе, кто добился уважения и престижа, — для всех них это является почти невозможным.

Помимо всего прочего, царь издает указ, разрешающий религию евреев. Отныне всем запрещается хулить Бога евреев под страхом смертной казни. Положение полностью меняется. В начале главы всем «народам, племенам и языкам» (3:4) было приказано поклониться истукану. Теперь то же самое обращение, адресованное тем же самым людям (3:29), звучит в повелении, обязывающем проявлять уважение к иной религии.

Это происходит не потому, что Навуходоносор понял значение терпимости. Его новый указ продиктован не стремлением обеспечить уважение ко всем религиям. Речь идет только о еврейской религии. А как обстоит дело с другими религиями? В результате завоеваний Навуходоносора теперь в Вавилоне сосуществует множество разнообразных религий. «Все народы» присутствуют здесь. Конечно, религия Израиля — это единственная религия, отличившаяся своей непокорностью, и уже поэтому она заслуживает особого уважения. Но статус привилегированной религии, который Навуходоносор дает еврейскому вероисповеданию, показывает, что он признал его превосходство над остальными. В этом заключается главная причина изменения его позиции. Издание указа обусловлено не желанием царя быть терпимым, но открытием истины, доставляющей ему беспокойство. Доказательством этому является тот факт, что он сопровождает свой указ угрозой уничтожения. На самом деле за таким «миссионерским» усердием, переходящим в ярость и призывающим «огонь с неба» (Лк. 9:54), скрывается стремление уклониться от своих обязанностей по отношению к Богу.

Было бы неверным считать насилие в отношении вероисповедания проявлением глубокой убежденности. Убийство и война, пытки инквизиции и все другие способы подавления во имя религии являются не признаком веры, но, наоборот, показателем неуверенности и духовной тоски. Желая компенсировать отсутствие Бога в себе, «неудачник» в религии сам себе создает Бога и совершает убийство. Начиная с преступления Каина, первого преступления, вызванного религиозной нетерпимостью, история изобилует подобными примерами. Каин убил Авеля не потому, что был убежден в собственной правоте и в заблуждении Авеля, но скорее потому, что, отвергнув зов Бога, он чувствовал несостоятельность своей религии[65].

5. Успех евреев

Навуходоносор не принял религию, которую исповедовали трое еврейских юношей, хотя он придал этой религии законный статус и возвысил самих евреев. Перемена в его отношении к евреям не может скрыть его внутреннего замешательства, потому что, как мы уже заметили во второй главе, подобная перемена представляет собой подмену истинного поклонения формальным признанием. Возвышая перед собой троих евреев, Навуходоносор успокаивает свою совесть перед Богом, от которого он стремится убежать.

И халдеи, и евреи могут извлечь из случившегося еще один урок. Прежде всего, использование одинакового выражения: «в области [стране] Вавилонской» (в оригинале употреблено одно и то же слово) в начале (3:1) и в конце (3:30) рассказа говорит о возвращении к первоначальному состоянию. Все происки и действия халдеев ни к чему не привели. Трое евреев остались на своих местах. Их даже не уволили со службы, чтобы спасти престиж царя и прочих чиновников. Они одержали явную победу, и эта победа тем более приятна, что она одержана на глазах у врагов (Пс. 22:5).

Как и в предшествующих главах, после окончания испытания евреи оказываются в более высоком, по сравнению с прежним, положении. Раньше трое евреев были «над делами страны Вавилонской» (2:49), теперь они «возвышены в стране Вавилонской» (3:30). Из испытания они выходят обогащенными. Рискуя потерять все, они приобрели дополнительно к тому, что имели. Это — великолепная иллюстрация слов Иисуса: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). Евреи не стремились к земному успеху. Их стремления имели другое направление. Более того, они пренебрегли своей выгодой, своим положением и даже своей жизнью. Единственное, в чем они видели счастье и смысл своего существования, — это в служении и поклонении Богу. Царство Божье принадлежит тем, кто не ищет своей выгоды. Царство Божье не является наградой для пророков, заслуживающих его своими добрыми делами. На примере «победы» евреев мы видим, что человек получает подарок от Бога как сюрприз и как милость тогда, когда этот человек уже все потерял и ничего не ждет взамен. Как это ни парадоксально, только бескорыстное служение без расчета на вознаграждение получает вознаграждение.

1. Какое отношение имеет истукан, которого Навуходоносор видел во сне, к истукану, которого он воздвиг? Какой урок мы можем из этого извлечь?

2. Какие особенности имела религия, превозносимая Навуходоносором?

3. Какие особенности имела религия троих иудеев?

4. Какие особенности имело чудо, связанное с печью? Какие уроки мы можем из этого извлечь?

5. Какая теология (представление о Боге) проявляется в благословении Навуходоносора, которое он произносит в конце рассказа?

Литературная структура главы 3

А. Успех Навуходоносора (3:1-7)

• Царь устанавливает истукан в области Вавилонской Б. Обвинения халдеев (3:8-12)

• Указ против евреев: поклоняться истукану

• Обвинение: «не повинуются повелению твоему, царь» (3:12)

В. Огненное испытание (3:13-27)

• Диалог царя с евреями

• Евреи брошены в печь

• Диалог царя с евреями

• Евреи спасены из огня

Б1. Реванш (3.28, 29)

• Благословение еврейского Бога

• Указ в пользу евреев: поклоняться еврейскому Богу

А1. Успех евреев (3:30)

• «Царь возвысил... в стране Вавилонской»

Сноски и примечания

Интересно обратить внимание по этому поводу на одну надпись Навуходоносора (Вади-Бриса), где царь упоминает о статуе, которую он поставил в Ливане тоже с целью ознаменовать своё вечное царствование: «Я воздвиг стелу, показывающую меня вечным царём... Рядом со своей статуей я как царь поместил надпись, в которой упоминается моё имя... Я воздвиг её для потомства... Пусть мои потомки правят вечно... (ANET, р. 377). Конечно, здесь речь идёт о другой статуе (та, о которой говорится в Книге Даниила, была воздвигнута в Вавилоне), но эта надпись свидетельствует о страсти царя к самовозвеличиванию и таким образом подтверждает библейский текст.[>]

Ср. Andre PARROT, La tourde Babel, Neuchatel, 1954, p. 8.[>]

Естественная история, XXXIV, 18.[>]

См. W. H. SHEA, «Daniel 3: Extra-Biblical Texts and the convocation on the plain of Dura», /IL/SS20, 1982, pp. 29-52.[>]

Это объясняет поездку Седекии в Вавилон на четвёртом году своего правления, то есть в 494 году до Р. Хр. (ср. Иер. 51:59-64).[>]

Быт. 14:20; 3 Цар. 1:48; 1 Пар. 16:36; Ездра 7:27; Пс. 17:47; 27:6; 30:22; 65:20 и т.д.[>]

Cp. Jacques DOUKHAN, «A propos du crime de Cam», Conscience etiiberte, 1976, No 12, pp. 44-48.[>]