Многие изменили своё мнение касательно данного метода, несмотря на то, что раньше они его преподавали. К примеру, ректор духовной школы в Оксфорде, Майкл Грин, ранее пользовался историко-историческим методом толкования при преподавании. Он увидел, что студенты начали утрачивать веру.
Он говорит о том, что, в отличие от современных ценителей Нового Завета, классические писатели «почти все до единого глубоко уважали Новый Завет».
«Историко-критический способ толкования Писания очень правильно возвращает к первоисходному тексту, первоисходному контексту и первоисходному значению. Но очень часто при происходит полное исключение инспирация. К библейским авторам относятся так, будто бы они не притязали на инспирацию и она никаким образом не проявлялась через них».
Уолкер Уинк из Нью-Йоркской Объединенной богословской семинарии произнёс: «Историчный библейский критицизм терпит неудачу». Герхард Майер автор книги «Конец историко-критического метода», в которой он отметил, что «едва отличимая сеть, сплетенная высшим критическим способом, вовлекла церковь в новый вавилонский плен». Карл Ф. Г. Генри подводит итог, объясняя слова Майера: «Майер правильно говорит, что новое применение историко-критического метода толкования завело библейское изучение через огромное количество противоречивых суждений, дозволенных этим способом, в безнадёжный тупик. Он заявляет, что правильным ответом на Божественное откровение является послушание, а не критицизм, который воздымает людской разум и делает его судьей над откровением».
Карл Барт сопоставлял историко-критический способ толкования Писания с институтом катехизации Католической церкви, поскольку что оба замещают Божественный авторитет Священного Писания человеческим авторитетом. «Любое объяснение может стать в основном навязыванием, а не обзором, — говорил он, — и в какой-то степени переродиться в диалог церкви с собой. И мы не избавимся от этой опасности, потому как практически мы будем вызывать его в воображении, акцентировать на нём внимание, повествуя соразмерно мыслям, почерпнутым в авторитетнейшем Катехизесе или в критической и исторической науке, которая претендует в равной степени на непогрешимость».
К. С. Льюис из Кембриджа побудил подчинить критицизм полному сомнению. Он говорил: «Какими бы эти люди не были, я им как критикам не доверяю. Я полагаю, им нехватает литературного профессионализма, а поэтому они не видят подлинного качества текстов, которые читают… Если мне критик говорит, что в Евангелии что-либо небылица или легенда, я хочу знать, сколько небылиц и легенд он читал и насколько развит его вкус, чтобы различить их по запаху, а также сколько лет он потратил на Евангелие». Льюис исследовал различный виды литературы и мог говорить о том, о чём не могли говорить библейский критики.
Кроме этого, в книге «Семена папоротника и слоны» он отмечает: «Я читал поэмы всю жизнь, романы, мифы и легенды. Я ценю их. Я знаю, что ничто из них не сравнится с Евангелием. Эти люди убеждают меня верить, что они могут прочитать между строк древнейших текстов; они же явно не могут читать сами эти строки. Они добиваются того, что видят семена папоротника, а сами не видят слона в метре от них при ярком дневном свете».
Льюис следит за тем, как порицатели пытаются переделать Священное Писание под свои представления, и остроумно отмечает: «Наперекор всей этой переделки заранее меня вооружает одно — я смотрю на это под другим углом зрения. Я видел судей, которые разделывались с моими собственными книгами». Но они не были правы. Он вспоминает, что под это же осуждению подпадала и небиблейская литература, что ранее учёные присваивали дюжине писателей пьесу Шекспира «Король Генрих VI». Гомер был легендой, не считается таким теперь. Сейчас люди даже могут поверить в исторического короля Артура. Льюис делает вывод: «Повсюду, помимо теологии, замечается быстрый рост скептицизма относительно самого скептицизма».